Чем являлся чехословацкий корпус в мае 1918. Мятеж белочехов

Сыну покойного основателя товарищества .

Организаторами и руководителями стачки были рабочие Никольской мануфактуры П. А. Моисеенко и В. С. Волков . В забастовке приняло участие около 8 тысяч из 11 тысяч рабочих мануфактуры.

Причины

Причиной стачки послужило резкое ухудшение положения рабочих в результате промышленного кризиса начала 1880-х годов, а также жестокая эксплуатация со стороны владельцев фабрики. В частности, с по 1884 год пять раз снижалась заработная плата, были введены высокие штрафы, составлявшие в среднем четверть заработной платы и доходившие в отдельных случаях до половины заработка.

Основными требованиями бастующих было повышение заработной платы до уровня -1882 года, сокращение штрафов до 5 % заработка и общее облегчение положения рабочих. 11 января Волков вручил владимирскому губернатору «Требования по общему согласию рабочих», в которых содержался пункт об учреждении государственного контроля над фабрикантами, а также и о принятии законодательных изменений в условия найма.

Значение

В результате стачки рабочим удалось добиться некоторых уступок: владельцами фабрики были возмещены штрафы, взысканные с 1 октября 1884 года, однако заработная плата повышена не была.

Морозовская стачка вызвала облегчение политики штрафов на других фабриках Российской империи, а также привела к разработке в 1886 году фабричного законодательства (в частности, 3 июня 1886 года был принят закон о штрафах).

Значение Морозовской стачки для развития революционного движения подчёркивал В. И. Ленин :

Эта громадная стачка произвела очень сильное впечатление на правительство, которое увидало, что рабочие, когда они действуют вместе, представляют опасную силу, особенно когда масса совместно действующих рабочих выставляет прямо свои требования.

(Полное собрание соч., 5 изд., т. 2, с. 23)

В ноябре 1923 года в память об участниках стачки в Орехове-Зуеве был установлен памятник по проекту художников А. Шапошникова и В. Взорова . В 1961 году А. Шапошников вместе с художником Александром Куровым написал одну из своих лучших картин "Морозовская стачка 1885 года".

Напишите отзыв о статье "Морозовская стачка"

Примечания

Ссылки

Отрывок, характеризующий Морозовская стачка

– Жизнь и так не оставляет в покое. Я бы рад ничего не делать, а вот, с одной стороны, дворянство здешнее удостоило меня чести избрания в предводители: я насилу отделался. Они не могли понять, что во мне нет того, что нужно, нет этой известной добродушной и озабоченной пошлости, которая нужна для этого. Потом вот этот дом, который надо было построить, чтобы иметь свой угол, где можно быть спокойным. Теперь ополчение.
– Отчего вы не служите в армии?
– После Аустерлица! – мрачно сказал князь Андрей. – Нет; покорно благодарю, я дал себе слово, что служить в действующей русской армии я не буду. И не буду, ежели бы Бонапарте стоял тут, у Смоленска, угрожая Лысым Горам, и тогда бы я не стал служить в русской армии. Ну, так я тебе говорил, – успокоиваясь продолжал князь Андрей. – Теперь ополченье, отец главнокомандующим 3 го округа, и единственное средство мне избавиться от службы – быть при нем.
– Стало быть вы служите?
– Служу. – Он помолчал немного.
– Так зачем же вы служите?
– А вот зачем. Отец мой один из замечательнейших людей своего века. Но он становится стар, и он не то что жесток, но он слишком деятельного характера. Он страшен своей привычкой к неограниченной власти, и теперь этой властью, данной Государем главнокомандующим над ополчением. Ежели бы я два часа опоздал две недели тому назад, он бы повесил протоколиста в Юхнове, – сказал князь Андрей с улыбкой; – так я служу потому, что кроме меня никто не имеет влияния на отца, и я кое где спасу его от поступка, от которого бы он после мучился.
– А, ну так вот видите!
– Да, mais ce n"est pas comme vous l"entendez, [но это не так, как вы это понимаете,] – продолжал князь Андрей. – Я ни малейшего добра не желал и не желаю этому мерзавцу протоколисту, который украл какие то сапоги у ополченцев; я даже очень был бы доволен видеть его повешенным, но мне жалко отца, то есть опять себя же.
Князь Андрей всё более и более оживлялся. Глаза его лихорадочно блестели в то время, как он старался доказать Пьеру, что никогда в его поступке не было желания добра ближнему.
– Ну, вот ты хочешь освободить крестьян, – продолжал он. – Это очень хорошо; но не для тебя (ты, я думаю, никого не засекал и не посылал в Сибирь), и еще меньше для крестьян. Ежели их бьют, секут, посылают в Сибирь, то я думаю, что им от этого нисколько не хуже. В Сибири ведет он ту же свою скотскую жизнь, а рубцы на теле заживут, и он так же счастлив, как и был прежде. А нужно это для тех людей, которые гибнут нравственно, наживают себе раскаяние, подавляют это раскаяние и грубеют от того, что у них есть возможность казнить право и неправо. Вот кого мне жалко, и для кого бы я желал освободить крестьян. Ты, может быть, не видал, а я видел, как хорошие люди, воспитанные в этих преданиях неограниченной власти, с годами, когда они делаются раздражительнее, делаются жестоки, грубы, знают это, не могут удержаться и всё делаются несчастнее и несчастнее. – Князь Андрей говорил это с таким увлечением, что Пьер невольно подумал о том, что мысли эти наведены были Андрею его отцом. Он ничего не отвечал ему.
– Так вот кого мне жалко – человеческого достоинства, спокойствия совести, чистоты, а не их спин и лбов, которые, сколько ни секи, сколько ни брей, всё останутся такими же спинами и лбами.
– Нет, нет и тысячу раз нет, я никогда не соглашусь с вами, – сказал Пьер.

Вечером князь Андрей и Пьер сели в коляску и поехали в Лысые Горы. Князь Андрей, поглядывая на Пьера, прерывал изредка молчание речами, доказывавшими, что он находился в хорошем расположении духа.
Он говорил ему, указывая на поля, о своих хозяйственных усовершенствованиях.
Пьер мрачно молчал, отвечая односложно, и казался погруженным в свои мысли.
Пьер думал о том, что князь Андрей несчастлив, что он заблуждается, что он не знает истинного света и что Пьер должен притти на помощь ему, просветить и поднять его. Но как только Пьер придумывал, как и что он станет говорить, он предчувствовал, что князь Андрей одним словом, одним аргументом уронит всё в его ученьи, и он боялся начать, боялся выставить на возможность осмеяния свою любимую святыню.
– Нет, отчего же вы думаете, – вдруг начал Пьер, опуская голову и принимая вид бодающегося быка, отчего вы так думаете? Вы не должны так думать.
– Про что я думаю? – спросил князь Андрей с удивлением.
– Про жизнь, про назначение человека. Это не может быть. Я так же думал, и меня спасло, вы знаете что? масонство. Нет, вы не улыбайтесь. Масонство – это не религиозная, не обрядная секта, как и я думал, а масонство есть лучшее, единственное выражение лучших, вечных сторон человечества. – И он начал излагать князю Андрею масонство, как он понимал его.
Он говорил, что масонство есть учение христианства, освободившегося от государственных и религиозных оков; учение равенства, братства и любви.
– Только наше святое братство имеет действительный смысл в жизни; всё остальное есть сон, – говорил Пьер. – Вы поймите, мой друг, что вне этого союза всё исполнено лжи и неправды, и я согласен с вами, что умному и доброму человеку ничего не остается, как только, как вы, доживать свою жизнь, стараясь только не мешать другим. Но усвойте себе наши основные убеждения, вступите в наше братство, дайте нам себя, позвольте руководить собой, и вы сейчас почувствуете себя, как и я почувствовал частью этой огромной, невидимой цепи, которой начало скрывается в небесах, – говорил Пьер.
Князь Андрей, молча, глядя перед собой, слушал речь Пьера. Несколько раз он, не расслышав от шума коляски, переспрашивал у Пьера нерасслышанные слова. По особенному блеску, загоревшемуся в глазах князя Андрея, и по его молчанию Пьер видел, что слова его не напрасны, что князь Андрей не перебьет его и не будет смеяться над его словами.

В Морозовская стачка

Кабалой и рабством называли рабочие свое существование на одном из крупнейших предприятий России — текстильной фабрике Морозова в селе Никольское Владимирской губернии (ныне г. Орехово-Зуево Московской области).

Жили они в тесных и сырых казармах с общими нарами или в маленьких каморках, напоминающих тюремные камеры. Работали от зари до зари в темных и душных помещениях, иногда до 18 часов в сутки, а получали гроши, которых едва хватало на питание.

Особенно давили штрафы. Штрафовали за малейшие проступки и по любому поводу: «за грубость мастеру — 1 рубль», «за непослушание — 40 копеек» и т. д. Только в 1882—1884 гг. зарплата рабочих снижалась пять раз, а штрафы доходили до половины заработка.

В конце 1884 г. среди ткачей назревал стихийный бунт, но усилиями передовых рабочих, имевших опыт стачечной и революционной борьбы, его удалось перевести на рельсы организованной стачки всех рабочих мануфактуры.

Организация массовой стачки на Морозовской мануфактуре связана с именами талантливых русских рабочих-революционеров Петра Моисеенко и Василия Волкова. В начале января 1885 г. им удалось провести две политические сходки с наиболее активными рабочими, где был выработан план стачки и составлены требования к администрации.

Не потому ль ударил час расплаты И раскатился гулом за моря И стала самой памятною датой В истории победа Октября!

«8000 человек бросили работу, как один… мастера разбежались, фабрика встала»,— вспоминает один из участников стачки.

Рабочие вышли на улицу и направились к дому администрации для передачи ей своих требований. Но администрация в панике сбежала.

Вечером на фабрику прибыл губернатор из Владимира, представители губернских и местных властей в сопровождении солдат. К 11 января здесь уже было около 1500 вооруженных солдат, казаков и жандармов.

10 января стало известно, что Морозов отклонил требования рабочих. Руководители стачки призвали рабочих к спокойствию и стойкости. Стачечники выработали новые требования для предъявления их уже не фабриканту, а самому царскому правительству. Рабочие требовали общероссийского фабричного законодательства, регулирующего взаимоотношения фабрикантов и рабочих: государственного контроля над заработной платой, определения условий найма и расчета рабочих и т. д. В этих требованиях рабочие Морозовской мануфактуры выступали не только в защиту своих собственных интересов, но и интересов всего рабочего класса России.

11 января несколько тысяч рабочих с красным знаменем двинулись к главной конторе, чтобы передать эти новые требования губернатору. Вручал их Волков, возглавивший шествие стачечников. Его тут же арестовали. «Все идем! Берите всех!» — закричали рабочие и двинулись на казаков. В схватке с солдатами были ранены несколько рабочих, среди них — штыком в грудь — Петр Моисеенко. На следующий день начались аресты. Было арестовано несколько сот человек.

Путем жестоких репрессий властям удалось 17 января подавить стачку. 18 января арестовали Моисеенко. До 4 апреля фабрика оставалась на военном положении.

Больше года длилось следствие по делу о стачке. К суду были привлечены 50 активных ее участников. В феврале и мае 1886 г. во Владимире состоялись два судебных процесса, на которых раскрылась страшная картина произвола фабрикантов и каторжной жизни рабочих. Суд вынужден был оправдать всех обвиняемых.

«Этот приговор суда, — писал В. И. Ленин,— явился прямым осуждением не только Морозова и его администрации, но и всех вообще старых фабричных порядков».

Но царское правительство расправилось с участниками стачки иным путем. Около 800 рабочих были высланы по этапу на родину под надзор полиции, в ссылку отправлены руководители стачки: Моисеенко — на пять лет, Волков — на три года.

Непосредственным результатом этой стачки и значительной уступкой царизма рабочим явился закон о штрафах, изданный царским правительством 3 июня 1886 г. Он был отражением отдельных требований морозовских ткачей. Это был, по существу, один из первых законов Российской империи по рабочему вопросу, ограничивающий произвол буржуазии.

Несмотря на проведение масштабных социальных мероприятий, в 1885 году социальный мир на Никольской мануфактуре был нарушен. Это событие вошло в историю под названием «Морозовская стачка». Эта забастовка считалась символом возмущения против «хищнической эксплуатации фабриканта – самодура». Это мнение долгое время было доминирующим в советской историографии. Но это событие было намного сложнее, драматичнее, состояние конфликтующих сторон напряжённее. О Морозовской стачке - написано много, но есть до сего времени малоизвестные факты.

В 1881 – 1887 годах российскую экономику охватил затяжной и разрушительный кризис, который затронул как промышленность, так и сельское хозяйство. В 1882 году в текстильной индустрии сложилась чрезвычайно острая ситуация, вызванная перепроизводством. Предприятия не могли работать на полную мощность, упала потребление хлопка и, естественно, снизились объёмы выработки.

Кризис больно ударил по Никольской мануфактуре. Правление, руководимое Тимофеем Саввичем, стало искать выходы из сложившейся ситуации. В связи с падением продажных цен в 1881 – 1884 годах на пряжу и миткаль на Никольской мануфактуре планомерно снижались расценки на выработку для ткачей и прядильщиков. Иными словами заработная плата рабочих в годы кризиса снижалась. Одновременно Тимофей Саввич стал намного строже спрашивать за работу, в результате чего возросла частота штрафов за испорченный товар. Действие Морозова можно объяснить: в годы кризиса бракованный товар практически не находил сбыта. Поэтому Тимофей Саввич вынужден был штрафовать и за прогулы и за пьянство, которые неизбежно сказывались на качестве работы.

Снижение расценок на фабриках Товарищества немного опережало падение цен на промышленные изделия по России в целом. Беда заключалась в другом: образовались своеобразные ножницы расценки – штрафы, которые существенно урезали реальные заработки рабочих. В этом смысле 1882 и 1884 годы оказались очень тяжёлыми. После временного улучшения в 1883 году, когда частично повысились сдельные 14 цены и снизились штрафы, повторного ухудшения своего материального положения в 1884 году фабричный люд уже не выдержал и взбунтовался.

Тимофея Саввича вместе с его директорами правления никак нельзя отнести к категории жесточайших эксплуататоров, взваливших всю тяжесть кризиса на плечи своих рабочих. Они в те годы не получали наградных, а деньги шли на пополнение запасного капитала, выплату дивидендов, на покрытие убытков. Доходы директоров правления складывались из фиксированного жалованья и дивидендов на принадлежащие им паи, которые также упали с 9% до 7 –8% на основной капитал. Вполне естественно, что кризис больнее всего ударил по рабочим, которые по своему социальному положению принадлежали к низкодоходным слоям населения.

Правда, и сам Тимофей Саввич допустил тактическую ошибку, объявив рабочим днём 7 января 1885 года - церковный праздник – Собор Иоанна Крестителя. Это стало искрой, приведшей к взрыву давно накалившихся страстей. Возмущение рабочих приняло форму бунта. Но даже выдвинутые 11 января 1885 года лидерами стачки требования не смогли полностью организовать стихийное возмущение. Первоначально рабочих судили за разбой и грабёж. Тогда ограблению подверглись дома служащих Никольской мануфактуры, розничный магазин, хлебопекарня. Забирали домашнюю утварь, били окна, ломали двери, по улицам летели пух и перья, растаскивали мешки с мукой.

С тревогой и напряжением наблюдали за действием разбушевавшиеся толпы Т.С.Морозов и М.И.Дианов, непрерывно отправлявшие телеграммы владимирскому губернатору. Вот строки из них: «Рабочие бунтуют, бьют стёкла, разбили в школе, конторе директора, разбита харчевая лавка», «На фабрике положительно бунт, толпы рабочих никем и ничем не сдерживаются, представляется опасность для жизни живущих. 15 Все они – от 7 января 1885 года.

Известно, что стачку возглавили П.А.Щербаков (Моисенко) и В.С.Волков. ледственные документы содержат информацию о том, что руководители забастовки принадлежали к тем рабочим, которые нарушали дисциплину и не выходили на работу.

Правление пошло на уступки требованиям рабочих. В январе 1885 года оно списало всем декабрьские взыскания и вернуло штрафы за октябрь и ноябрь, а также удовлетворило просьбу о выдаче хлеба. Но больше ни на какие уступки (повышение заработной платы, уменьшение продолжительности рабочего дня) Тимофей Саввич Морозов не хотел идти, считая их несправедливыми.

На процессе 1886 года во Владимире Т.С.Морозова судили за непомерно высокие штрафы на фабриках. В результате Тимофей Саввич оказался единственным виновником происшедшего.

Судебный процесс произвёл тяжёлое впечатление не только на Тимофея Саввича, но и на его сына, наследника Савву Тимофеевича. Т.С.Морозов долго болел после процесса, и, наверное, Морозовская стачка намного сократила ему жизнь.

Нельзя полностью оправдывать Т.С.Морозова, но стоит заметить, что большая продолжительность рабочего дня, низкая оплата труда и высокая система штрафов были характерны для общего развития промышленности в России.

забастовка на текстильной ф-ке "Товарищества Никольской мануфактуры Саввы Морозова сын и КА" (местечко Никольское Владимирской губ., близ ст. Орехово (ныне г. Орехово-Зуево Моск. обл.)) в янв. 1885; первая организованная массовая (ок. 8 тыс. участников) стачка рабочих в центр.-пром. р-не. Причиной М. с. послужили жестокая эксплуатация и резкое ухудшение положения рабочих в период пром. кризиса нач. 80-х гг. В 1882-84 хозяин мануфактуры Т. С. Морозов 5 раз снижал зарплату; бичом для рабочих были штрафы, составлявшие от 1/4 до 1/2 заработка. Назревал стихийный бунт, но усилиями передовых рабочих, имевших опыт стачечной и революц. борьбы - П. А. Моисеенко, В. С. Волкова, Л. И. Иванова, - его удалось перевести на рельсы организованной стачки. Накануне М. с. они провели 2 тайные сходки инициативных рабочих, на к-рых был выработан план действий и составлены требования. М. с. началась 7 янв. Часть рабочих стала громить фабричную контору, лавки, квартиры ненавистных мастеров. Однако благодаря вмешательству организаторов стачки погром был прекращен. Фабричная администрация разбежалась. По настоянию губернатора, прибывшего с 2 батальонами войск, Морозов 8 янв. сделал незначит. уступки рабочим, но те требовали восстановления прежних заработков, макс. сокращения штрафов, возвращения части штрафных денег, оплаты дней стачки и т. д. "Требования по общему согласию рабочих", к-рые были вручены губернатору 11 янв. Волковым, выступившим во главе шествия стачечников, вышли за рамки непосредств. отношений с предпринимателем. В них говорилось о необходимости учреждения гос. контроля, к-рый "уравнял бы заработную плату", и законодат. изменений условий найма. Выдвижение общепролет. требований свидетельствовало о росте клас. сознания рабочих. По приказу губернатора значит. группа рабочих во главе с Волковым была тут же арестована. Рабочие силой освободили большинство арестованных и настойчиво требовали освобождения Волкова. Произошло неск. столкновений с войсками. В Никольское были вызваны подкрепления, войска оцепили фабричные казармы. Было арестовано более 600 рабочих, в т. ч. и руководители М. с. Только путем репрессий властям удалось 17 янв. подавить М. с.

Над активными участниками М. с. состоялось два суд. процесса (в февр. и мае 1886). Широкую огласку приобрел второй процесс над 33 рабочими во главе с Моисеенко и Волковым. Рабочие держались дружно и мужественно. На процессе вскрылась столь ужасная картина фабричных порядков, что присяжные, на разрешение к-рых судом был поставлен 101 вопрос о виновности подсудимых, вынесли оправдат. приговор. Несмотря на это, Моисеенко и Волков были сосланы на С. Суд. процесс еще более усилил впечатление, произведенное М. с. Озлобленный приговором идеолог реакции М. H. Катков иронизировал в "Моск. ведомостях" о "101 салютационном выстреле в честь показавшегося на Руси рабочего вопроса...". М. с. вызвала сочувствие рус. демократич. интеллигенции, получила отклик в зарубежной социалистич. печати.

М. с. и последовавшие за ней крупные стачки заставили царское пр-во признать появление "рабочего вопроса" в России и пойти на уступки. "Эта громадная стачка, - отмечал В. И. Ленин, - произвела очень сильное впечатление на правительство, которое увидало, что рабочие, когда они действуют вместе, представляют опасную силу, особенно когда масса совместно действующих рабочих выставляет прямо свои требования" (Соч., т. 2, с. 23). 3 июня 1886 был издан закон о штрафах, отразивший отд. требования морозовских ткачей (см. Фабричное законодательство в России).

Лит.: Ленин В. И., Соч., 4 изд., т. 2, с. 15-57, 249; т. 8, с. 118; Рабочее движение в России в XIX в. Сб. док-тов и мат-лов т. 3, ч. 1, М., 1952; Морозовская стачка 1885, М., 1925; Кабанов П. И., Ерман Р. К., Морозовская стачка. 1885, М., 1963; Моисеенко П. A., Воспоминания. 1873-1923, М., 1924.

Стачечное движение с целью решения экономических проблем в последнее двадцатилетие XIX века, когда правил император Александр III, приобрело массовый характер. А с возмущения рабочих на мануфактурах Т.С. Морозова революционное движение в России вступило в новую фазу своего развития.
В местечке Никольском, что находилось под промышленным городом Орехово-Зуево, размещались две крупные текстильные мануфактуры, принадлежащие к Товариществу Саввы Морозова, а конкретно его сыну Тимофею, человеку властному, желающему нажиться любой ценой.
Жизнь фабричных рабочих была тяжела. Чтобы устроиться на морозовскую мануфактуру, нужно было внести деньги, необходимые для развития производства. Текстильщики трудились от 12 до 14 часов в сутки, не зная выходных и праздников. Хозяевам особенно был выгоден труд женщин и детей, которым платили в полтора-два раза меньше, чем мужчинам, при одинаковых затратах труда. В 1882 году Морозов решает уменьшить зарплату рабочим, и за два последующих года делает это пять раз. В порядке вещей были необоснованные задержки выплаты заработной платы, ее просто заменяли на специальные талоны, называемые бонами. На них шло снабжение из продуктовой лавки, что приносило стопроцентную прибыль ее хозяевам.
А морозовские штрафы были просто непомерными – от четверти до половины заработка – за все: курение, прогулы, непосещение церкви, неснятие шапки перед хозяином, некачественную работу. Так как многие работники мануфактуры были из крестьян, то наем их происходил на период осени и зимы. Они ютились в огромных казармах с нарами в два этажа. А семейным приходилось жить в каморках по несколько супружеских пар вместе с детьми в каждой.
Терпение рабочих начинало лопаться от такого надругательства над личностью и произвола фабричной администрации, стали раздаваться открытые протесты и недовольные высказывания. Нашлись люди, сплотившие негодующих текстильщиков для организации стачки. Одним из таких был Петр Моисеенко, работавший на орехово-зуевских фабриках еще в подростковом возрасте. Но побывав в Петербурге и познакомившись там с революционерами Плехановым Г.В., Халтуриным С.И., он проникся идеями марксизма, принимал активное участие в забастовках и стачках рабочих. После иркутской ссылки Моисеенко вместе с женой вернулся на родину и поступил ткачом на морозовскую мануфактуру. Вскоре там под его руководством заработал кружок революционеров-единомышленников, активными членами которого были В.Волков, М.Козлов, Л.Иванов, поставившие перед собой цель организовать стачку.
Перед рождественскими праздниками 1884 года рабочим фабрик было объявлено о продолжении работы даже в эти святые дни, а вот прибавку к зарплате ткачам администрация делать не собиралась. Это и было толчком к проведению забастовки, начало ее было намечено на день Крещения, 7 января. Около пятидесяти активистов разработали план проведения выступления. И как не пытались десятники загнать ткачей на работу в этот день, свет в цехах был потушен, машины остановлены. Так началась морозовская стачка, когда рабочие не только прекратили работу, но и вышли на улицы, демонстрируя свою организованность под развернутым красным знаменем.
Вожак бастующих Петр Моисеенко пытался передать требования текстильщиков администрации морозовской фабрики, но та разбежалась, опасаясь за свою жизнь. И тогда рабочие впервые стали хозяевами мануфактур. Хотя и без мародерства не обошлось, так как некоторые участники стачки пытались начать погромы как домов хозяев фабрики, так и магазинов. Но стачечный комитет предотвратил эти негативные проявления. Были созданы специальные дружины, следящие за порядком в городе. Руководители стачки просили министра внутренних дел России разобраться в причинах возмущения рабочих и принять соответствующие меры. Хозяин фабрик Тимофей Морозов считал, что царь и владимирский губернатор должны усмирить забастовщиков, заставить их замолчать. И помощь фабриканту не замешкалась: прибыли и пехотные батальоны, и конные войска, окружившие Никольское.
Приехавшие на место событий владимирский губернатор Судиенко и хозяин мануфактур Морозов, уже пошедший на некоторые уступки ткачам, не могли уговорить рабочих прекратить забастовку. 9 января был составлен документ с основными требованиями бастующих:
Возврат суммы незаконных штрафов рабочим.
Оплата всех дней стачки по 40 копеек за день, потому что она началась по вине капиталиста Морозова.
Выдача продуктов на время проведения забастовки не должна прекращаться.
Увольнение указанных рабочими мастеров и десятников.
Во второй части были озвучены требования, имеющее общероссийское значение:
Принятие закона о штрафах на предприятиях страны.
Штрафы не должны превышать более пяти процентов от заработка и накладывать их необходимо, предупреждая об этом рабочего заранее.
Выход закона о найме рабочих на фабрики и заводы.
Введение контроля за выплатой заработной платы.
Простои по вине хозяина фабрики или завода должны оплачиваться.
Впервые рабочие смогли озвучить правительству положения, необходимые для внедрения законодательных актов в сферу производства.
Но никто не ответил на требования текстильщиков, только вновь прибывшие казачьи части арестовали более пятидесяти бастующих во главе с Волковым. А вот Петра Моисеенко рабочие защитили и надежно спрятали от ареста.
С 12 января в Орехово-Зуеве было сосредоточено более двух тысяч военных, проводивших аресты стачечников и высылку их без документов и имущества. Военное положение в городе продолжалось вплоть до 20 числа. Понемногу возобновлялась работа на фабриках. Морозовская стачка, продолжавшаяся семнадцать дней, была закончена.
Вплоть до весны продолжались судебные процессы над арестованными рабочими, на них говорилось и о произволе фабриканта Морозова. Недаром многими адвокатами было признано, что осуждая главарей морозовской забастовки, судят весь рабочий класс России.
Главным результатом стачки стало принятие законов о штрафах, увольнении и найме на предприятиях. По этому документу в трудовой книжке рабочего должны быть прописаны условия найма, а об увольнении предупреждение передается работнику за две недели, выдавать заработную плату надо два раза в месяц деньгами, а не талонами. Штрафы регулировались в законе тоже: они могли составлять не более трети зарплаты и только за прогулы и небрежность в работе. Собранные суммы шли на выплату пособий на похороны, по потере трудоспособности. За исполнением принятого юридического документа должны были следить инспекторы, но формализм победил и здесь. На десятки тысяч предприятий послано лишь два десятка инспектирующих.
Другим законом было закреплено установление уголовного наказания за участие в забастовках вплоть до тюремного заключения, и обжаловать эти действия и налагаемые на него взыскания рабочий не имел права. Все это имело целью запугать участников противоправительственных выступлений. Царь и министры поняли, что рабочее движение набирает силу и необходимы действия, способные его сдержать.
Стачечное движение в России такими мерами остановить не удалось: рабочие поняли: своими организованными выступлениями они смогут многого добиться.
С политического выступления орехово-зуевских ткачей против самодержавного правления началась организованная деятельность зарождавшейся в России социал-демократии. Именно рабочие владимирской губернии показали себя стойкими и упорными в достижении своих целей. Задействование в забастовке всех звеньев власти: полиции, армии, суда, печати и самого царя – говорит об общероссийском масштабе протеста текстильщиков. Их действия подтолкнули рабочих в других областях страны к протесту против произвола капиталистов. Морозовская стачка, считал Плеханов, как веха на пути к последующим революционным движениям, в том числе и Октябрьскому перевороту.