Что такое свобода с точки зрения человека и общества. Настоящая свобода - это свобода от страстей

Свобода и зависимость

Возможно, наиболее общим в нашем опыте является то, что мы одновременно

и свободны, и несвободны, что, понятно, более всего нас смущает. Это, несомненно,

Одна из наиболее сложных загадок человеческого существования, которую пытается разрешить социология.

Я свободен: я могу выбирать и делаю свой собственный выбор. Я могу продолжать читать эту книгу, а могу прекратить чтение и выпить чашку кофе. Или вообще забыть об этой книге и пойти прогуляться. Более того, я могу вообще отказаться от своего плана - изучать социологию и получить диплом, а вместо этого начать искать работу. Коль скоро я могу выбрать все это, то мое намерение прочитать данную книгу, изучить социологию и получить диплом в колледже есть результат моего выбора; это те направления действия, которые я выбрал из доступных мне альтернатив. Принятие решений свидетельствует о моей свободе. В самом деле, свобода означает способность решать и выбирать.

Даже если я особенно и не задумываюсь над своими выборами и принимаю решения, не размышляя глубоко над всеми другими возможностями действия, то другие люди напомнят мне о моей свободе. Мне скажут: “Ты сам так решил, и никто, кроме тебя, не отвечает за последствия” или “Никто не заставлял тебя делать это, поэтому винить можешь только себя!” Если же я сделаю что-то, чего другие мне не позволяли делать или от чего обычно воздерживаются (если я, так сказать, нарушу правило), то я могу быть наказан. Наказание подтвердит моюответственность за то, что я сделал; оно подтвердит, что я мог, если бы захотел, воздержаться от нарушения правила. Я мог бы, например, явиться на занятие, а не отсутствовать без уважительной причины. Иногда мне говорят о моей свободе (и о моей ответственности) в более сложной для моего восприятия форме, чем в приведенных примерах. Например, мне могут сказать, что я сам полностью виноват в том, что остаюсь безработным, а если бы как следует постарался, то смог бы наладить жизнь. Или что я мог бы стать совсем другим человеком, если бы разбился в лепешку ради достижения своей цели.

Если этих последних примеров недостаточно для того, чтобы заставить меня остановиться и задуматься, действительно ли я свободен и сам контролирую свою жизнь (я мог старательно искать работу, но не найти, поскольку не было ни одного предложения; или я мог изо всех сил пытаться начать другую карьеру, однако путь туда, куда я хотел, был для меня закрыт), то в моем жизненном опыте было достаточно много и других ситуаций, которые вполне ясно показали мне, что моя свобода фактически ограничена. Подобные ситуации научили меня: одно дело - выбирать, что решать самому, какой цели следовать и стремиться всеми силами добиться ее; и совсем другое дело - иметь возможность действовать в соответствии с намеченной целью и достичь ее.

Во-первых, я прежде всего узнал, что и другие люди могут стремиться к тем же целям, что и я, но не все могут достичь их, поскольку количество того, что мы все желаем, ограничено, т.е. меньше, чем людей, претендующих на него. Если же это тот случай, когда я оказываюсь вовлеченным в конкуренцию, то исход моего участия в ней зависит не только от моих усилий. Например, я могу претендовать на место в колледже, зная, что на каждое место претендуют двадцать абитуриентов, что большинство из них обладают необходимой подготовкой и тоже пользуются своей свободой разумно, т.е. делают именно то, что и должны делать люди, собирающиеся стать студентами. И тут окажется, что результаты моих и их усилий зависят от других людей - тех, кто решает, сколько мест предоставлять, кто оценивает навыки

и усилия абитуриентов. Именно они устанавливают правила игры, в то же время

являясь и судьями, поскольку за ними остается последнее слово в отборе победителей. У них есть право отказать, и на этот раз их свобода выбора и принятия решений касается моей судьбы и судьбы моих соперников, т.е. именно их свобода, как оказывается, устанавливает пределы моей свободы. Мое положение зависит от того, какие они принимают решения относительно своих действий, что означает: их свобода выбора привносит элемент неопределенности в мою ситуацию. Данный фактор я не могу контролировать, он оказывает огромное влияние на результаты моих стараний. Я зависим от этих людей, потому что они контролируют ту самую неопределенность. В конце экзаменационного дня именно они огласят вердикт о том, были ли мои усилия достаточными, чтобы быть принятым.

Во-вторых, я узнал, что моего решения и доброй воли еще недостаточно, если у меня нет средств для того, чтобы обеспечить осуществление своего решения. Например, в поисках работы я могу решить поехать на юг страны, где ее много, но потом обнаружить, что квартплата и налоги на юге непомерные и превышают мои средства. Или у меня может возникнуть желание убежать от мерзости запустения городских жилищ и обосноваться в зеленом, чистом пригороде, однако я вновь пойму, что не могу себе этого позволить, поскольку дома в лучших и вожделенных местах стоят больше, чем я могу себе позволить. Опять же, меня может не удовлетворять образование, которое получают мои дети в школе, и я могу пожелать, чтобы их обучали лучше. Но там, где я живу, может не оказаться другой школы, и мне скажут, что, если я хочу лучшего образования для своих детей, то мне следует послать их в более богатую, лучше оборудованную частную школу и заплатить взносы, которые зачастую бывают выше, чем весь мой доход. Эти примеры (как и многие другие, которых вы тоже сможете привести немало) говорят о том, что сама по себе свобода выбора еще не гарантирует свободу эффективно действовать по собственному выбору; еще меньше она обеспечивает свободу достижения желаемого результата. Для того чтобы действовать свободно, кроме свободной воли мне нужны еще и ресурсы.

Обычно такими ресурсами являются деньги, хотя они - не единственный ресурс, от которого зависит свобода действий. Может оказаться, что свобода действий в соответствии с моими желаниями зависит не от того, что я делаю, и даже не от того, что яимею, а от того, что яесть. Например, мне могут запретить войти в какой-нибудь клуб, не принять на работу из-за каких-то моих качеств, скажем, расы, пола, возраста или национальности. Ни одно из этих качеств не зависит ни от моей воли, ни от моих действий, и никакая свобода не позволит мне изменить их. Иначе говоря, доступ в клуб для меня, принятие на работу или в школу может зависеть от моих прежних заслуг (или от отсутствия таковых) - приобретенных навыков, диплома, стажа предшествующей работы, накопленного опыта или местного акцента, усвоенного в детстве и до сих пор не исправленного. В таких случаях я могу убедиться, что такие требования не совпадают с принципом моей свободы воли и ответственности за мои действия, поскольку отсутствие навыка или послужного списка - это длящиеся по сей день последствия того, что я выбрал в прошлом. Теперь я ничего не могу поделать, чтобы изменить свой прежний выбор. Моя свобода сегодня ограничена прошлой свободой; я “предопределен”, т.е. связан в настоящей своей свободе своими прошлыми действиями.

В-третьих, может оказаться (рано или поздно, но наверняка), что, если я, скажем, британец и мой родной язык - английский, то уютнее всего я чувствую себя дома, среди людей, говорящих по-английски. И я не уверен, что в другом месте мои действия имели бы тот же эффект, как не уверен и в своих действиях, и потому чувствую себя несвободным. Я не могу свободно общаться, не понимаю смысла того, что делают другие люди, и я не знаю, что мне самому делать, чтобы выразить свои намерения и достичь желаемого результата. Я чувствую себя растерянным и во

многих других ситуациях, не только при посещении других стран. Подобно этому, выходец из рабочей семьи может чувствовать себя неловко среди богатых соседей из среднего класса, или, например, будучи католиком, я могу обнаружить, что не могу жить, как тот, кто разделяет идею о свободе воли и обычаи, согласно которым разводы и аборты признаются как вполне ординарные факты жизни. Если бы у меня было время поразмыслить над такого рода опытом, я, вероятно, пришел бы к выводу, что и та группа, в которой я чувствую себя как дома, тоже налагает ограничения на мою свободу. Именно в этой группе я наиболее полно могу осуществить свою свободу (что означает: только в ней я могу правильно оценить ситуацию и выбрать способ действия, приемлемый для других и вполне соответствующий ситуации). Однако уже сам факт, что я так хорошо приспособился к действиям в группе, к которой принадлежу, ограничивает мою свободу действий в огромном, плохо размеченном, зачастую отталкивающем и пугающем пространстве за пределами группы. Научив меня своим способам и приемам, моя группа позволяет мне на практике действовать свободно. Но тем самым она ограничивает эту практику своей территорией.

Таким образом, в том, что касается моей свободы, группа, к которой я принадлежу, играет неоднозначную роль. С одной стороны, она позволяет мне быть свободным; а с другой -ограничивает, очерчивая пределы моей свободы. Она позволяет мне быть свободным постольку, поскольку наделяет меня желаниями, которые приемлемы и “реалистичны” внутри моей группы, учит выбирать способы действия, помогающие достичь желаемого, формирует у меня способность правильно понимать ситуацию и, следовательно, точно ориентироваться относительно действий и намерений других людей, влияющих на результаты моих усилий. В то же время эта группа фиксирует территорию, в пределах которой я могу правильно пользоваться своей свободой. И все то наследие, которым я ей обязан, все бесценные навыки, приобретенные в группе, превращаются из достоинств в препятствия в тот момент, когда я осмеливаюсь переступить границы своей группы и попадаю в иную среду, где поощряются другие желания, признается правильной другая тактика поведения, а связь между поведением людей и их намерениями не похожа на ту, к которой я привык.

Это, однако, не единственный вывод, который я мог бы сделать, если бы имел возможность и желание подумать над своим опытом. В частности, я мог бы обнаружить и нечто более обескураживающее, а именно: та самая группа, которая играет столь неоднозначную и все же важную роль в моей свободе, не является предметом моего свободного выбора. Я - член этой группы уже в силу своего рождения в ней. Территория моего свободного действия как таковая тоже не есть предмет моего свободного выбора. Группа, сделавшая меня свободным человеком и продолжающая охранять область моей свободы, взяла на себя и контроль над моей жизнью (над моими желаниями, целями, а также действиями, которые мне следует предпринимать, и действиями, от которых следует воздержаться, и т.п.). То, что я стал членом этой группы, не было актом моей свободы. Наоборот, это было проявлением моей зависимости. Я не могу решить, быть ли мне французом, или быть черным, или принадлежать к среднему классу. Я могу лишь принять это как свою судьбу - невозмутимо или смиренно; могу признать как неизбежность, предназначенье: смаковать и всячески превозносить его, решив извлечь из него все возможное - афишировать свое французское происхождение, гордиться красотой своего черного тела или вести себя в жизни осторожно и добропорядочно, как и подобает приличному представителю среднего класса. Однако если я захочу изменить свое состояние, предписанное группой, и стать каким-то иным, то мне придется стараться изо всех сил. Такое изменение потребует гораздо больше усилий, самопожертвования, решительности и выносливости, чем нормальная, спокойная и

уютная жизнь соответственно воспитанию, полученному в той группе, в которой я был рожден. И тогда может оказаться, что моя собственная группа - это мой самый страшный противник в моей борьбе. Контраст между легкостью плавания по течению и трудностью плавания против него и составляет секрет той власти, которую имеет надо мной моя группа, - секрет моей зависимости от нее.

Если я присмотрюсь внимательнее и составлю список всего, чем я обязан группе, к которой (к счастью или к несчастью) принадлежу, то он получится довольно длинным. Для краткости я могу разделить все, перечисленное в списке, на четыре большие категории. Во-первых, я разделю цели на те, осуществления которых стоит добиваться, и те, которые не стоят моих хлопот. Если бы мне довелось родиться в семье из среднего класса, то, скорее всего, я бы постарался получить высшее образование, потому что это казалось бы мне обязательным условием правильной, успешной, хорошей жизни; если бы мне случилось родиться в рабочей семье, то вполне вероятно, я бы рано бросил школу и занялся работой, которая не требует длительного обучения, но позволяет непосредственно “наслаждаться жизнью” и в дальнейшем, возможно, поддерживать семью. Таким образом, я беру у моей группы цель, ради достижения которой я должен приложить свою способность “свободного выбора”. Во-вторых, средства, которые я использую, добиваясь какойлибо цели, внушенной мне группой, я тоже получаю от группы; они составляют мой “частный капитал”, который я могу использовать для осуществления своих планов. Эти средства - речь и “язык тела”, с помощью которых я сообщаю о своих намерениях другим, та энергия, с которой я посвящаю себя согласно каким-либо устремлениям, в отличие от других, и вообще это формы поведения, соответствующие, как считается, той задаче, которую я ставлю перед собой в жизни. В-третьих, критерий соответствия, т.е. искусство различать вещи и людей, соответствующих и не соответствующих поставленной мною задаче. Моя группа учит меня отличать моих союзников от врагов или соперников, равно как и от тех, кто ни тем, ни другим не является и кого я могу не принимать в расчет, пренебрегать

и обращаться презрительно. И наконец, но не в последнюю очередь, это моя “карта мира”, и то, что обозначено на ней, по сравнению с тем, что можно увидеть на картах других, на моей выглядит белыми пятнами. И все-таки эта карта помогает мне выбирать понятные жизненные маршруты - набор вполне реальных жизненных планов, подходящих для “людей вроде меня”. В общем, я очень многим обязан моей группе, а главное - теми огромными знаниями, которые помогают мне каждый день

и без которых я просто не смог бы жить.

В большинстве случаев я, фактически, не осознаю, что владею всеми этими богатыми знаниями. Если бы меня спросили, например, каким кодом я пользуюсь в общении с другими людьми и расшифровываю значение их действий по отношению ко мне, то, по всей вероятности, ничего вразумительного я бы не смог ответить Я бы, наверное, просто не понял, о чем меня спрашивают, а если бы и понял, то не смог бы объяснить этот код (как не могу объяснить простейшие грамматические правила, хотя употребляю их точно, не задумываясь и без особого труда). Вот так и знания, которые нужны мне, чтобы справляться с повседневными жизненными проблемами, обитают где-то внутри меня. Они каким-то образом даны в мое распоряжение если не в виде правил, поддающихся формулировке, то как набор практическихнавыков, которыми я свободно пользуюсь из дня в день всю мою жизнь.

Именно благодаря этим знаниям я чувствую себя уверенно, и мне не надо каждый раз искать правильные ходы. И если я свободно владею этими знаниями, даже не осознавая того, то только… потому, что большую часть их основных понятий я усвоил еще в раннем детстве, из которого мы мало что помним. Вот почему, даже углубляясь в свой жизненный опыт или личные воспоминания, я почти ничего не могу сказать о том, как я приобрел эти знания. И именно из-за такой моей

забывчивости относительно их происхождения они закрепились так основательно и возымели власть надо мной, что я воспринимаю их как само собой разумеющееся, как нечто “естественное” и никогда не сомневаюсь в них. Для того чтобы выяснить, как знания повседневной жизни формируются реально и затем “вручаются” мне группой, я должен обратиться к результатам исследований, проведенных профессиональными психологами и социологами. А обратившись к ним, я начинаю ощущать, что эти результаты настораживают: то, что казалось мне самоочевидным, само собой разумеющимся и естественным, теперь оказывается набором верований, в основе которых лежит лишь авторитет группы, одной из многих.

Пожалуй, никто так не содействовал осмыслению процесса интернализации, освоения групповых норм и стандартов, как американский социальный психолог Джордж Герберт Мид. Прежде всего он ввел основные понятия для описания процесса получения важнейших навыков социальной жизни, и с тех пор эти понятия широко используются в социологии. Самыми известными среди них являются понятия “I” (“Я”) и “Me” (“Меня”, “Мне”), отражающие двойственность личности, как бы разделейность ее на две части: внешнюю (точнее, ту, которая, как кажется человеку, привносится извне, из общества, его окружающего, в виде требований и образцов поведения) часть личности, т.е. “Me”; другая же часть, “I” - это внутренний стержень личности, с позиций которого рассматриваются, оцениваются, накапливаются и окончательно оформляются внешние социальные требования и ожидания. Роль, которую играет группа в формировании личности, проявляется посредством “Me”. Дети знают, что за ними наблюдают, их оценивают, наказывают, заставляют вести себя определенным образом, наставляют на путь истинный, если они выбиваются из колеи. Этот опыт откладывается в личности растущего ребенка, концентрируясь в образе тех ожиданий, которые предъявляют к нему (или к ней) другие. Они - другие - видимо, имеют какое-то средство для того, чтобы различать правильное и неправильное поведение. Они поощряют правильное поведение и наказывают неправильное какотклонение от нормы. Воспоминания о поощряемых и наказуемых действиях постепенно смешиваются в неосознанное понимание правила

Что ожидают и чего не ждут - внутри “Me”, которое является не чем иным, как образом личности, сложившимся об этом человеке как личности у других. Более того, “другие” - это не любые и не случайно попавшие в его окружение. Из множества людей, с которыми ребенок вступает в контакты, он как личность выбирает лишь некоторых, значимых других, а именно тех, чьи оценки и реакции значат для него гораздо больше, чем оценки кого бы то ни было, их оценки более устойчивы, постоянны и воспринимаются острее, а потому они и более эффективны.

Из сказанного можно было бы сделать неверное заключение, будто развитие личности путем обучения и воспитания - это пассивный процесс и будто эту работу делают другие, и только они, напичкивая ребенка всякими предписаниями и - с помощью кнута или пряника - уговаривая и заставляя послушно следовать им. На самом деле все обстоит иначе. Ребенок как личность формируется во взаимодействии со средой. Активность и инициатива характерны для обеих сторон этого взаимодействия. И едва ли может быть иначе. Одно из первых открытий, которые должен сделать для себя ребенок, это то, что “другие” различаются между собой. Они редко видят друг друга в глаза и отдают команды, не согласующиеся между собой, а потому и не выполнимые одновременно. Во многих случаях выполнение одной команды невозможно без отмены другой. В числе первых навыков, которые должен усвоить ребенок, следует назвать навыки отбора и отсева; такие навыки нельзя усвоить, не развив способности отвергать и выдерживать нажим, занимать позицию, сопротивляться действию хотя бы части внешних сил. Другими словами, ребенок учится выбирать и приниматьответственность за свои действия. Как раз эту способность и представляет собой та часть личности, которую именуют “I”. Зная

о противоречивости и непоследовательности содержания “Me” (в силу противоречивости сигналов об ожиданиях, поступающих мне от различных значимых других) “I” должен отстраниться, дистанцироваться и взглянуть на внешние принуждения, воспринятые моим “Me”, как бы со стороны; проверить их, классифицировать и оценить. В конечном счете именно “I” делает выбор и тем самым становится истинным, полноправным “автором” предпринимаемого действия. Чем сильнее “I”, тем более автономна личность ребенка. Сила “I” проявляется в способности и готовности личности подвергать социальное давление, которое усваивает, интернализует ее “Me”, сомнениям, проверять его истинную силу и пределы, испытывать и принимать последствия.

Важнейшая задача различения “Me” и “I” (т.е. возникающей у ребенка как личности способности наблюдать, отслеживать, осмыслять требования значимых других) решается благодаря активности ребенка в процессе исполнения им своей роли. Играя роли других, например матери или отца, воспроизводя их поведение (включая их поступки по отношению к самому ребенку), он учится искусству смотреть на действие как навоспринятую роль, т.е. нечто такое, которое можно делать, а можно и не делать; действие означает поступок, соответствующий ситуации, и в зависимости от ситуации оно может меняться. Но тот, кто действует подобным образом, еще не настоящий я - не “I”. По мере того, как дети подрастают и накапливают знание о различных ролях, они все увереннее участвуют в играх, в которых есть не только простое исполнение роли, но и элементы кооперации и координации с другими исполнителями ролей. Ребенок все чаще пробует себя в искусстве, самом главном для истинно независимой личности, - в выборе соответствующего характера действия в ответ на действия других, в побуждении или принуждении других действовать так, как нужно ему.

Благодаря исполнению ролей, игры ребенок приобретает привычки и навыки, навязываемые ему извне социальным миром, и вместе с тем способность действовать в этом мире как свободная - независимая и ответственная - личность. В этот период ребенок вызывает особое, двойственное отношение к себе, которое мы все хорошо знаем: он - ставшая личность (смотрит на свое собственное поведение как бы со стороны, одобряя или осуждая его, пытаясь контролировать и, если необходимо, исправлять) и одновременно он -становящаяся личность (спрашивает себя: “Что я представляю собой на самом деле?”, “Кто я такой?”, время от времени восставая против навязываемой ему другими людьми модели поведения, стремясь вместо нее к тому, что он называет “настоящей жизнью”, соответствующей его истинной индивидуальности). Я ощущаю противоречие между свободой и зависимостью как внутренний конфликт между тем, что я хочу делать, и тем, что я обязан делать, следуя тому, что значимые другие сделали из меня (или намеревались сделать).

Значимые другие не лепят личность ребенка из ничего; они, скорее, запечатлевают свой образ мира на “естественных” (досоциальных, или, точнее, довоспитательных) предрасположенностях ребенка. И хотя в целом такие предрасположенности - инстинкты и влечения - играют в человеческой жизни меньшую роль, чем в жизни животных, тем не менее они присутствуют в биологическом наследии каждого новорожденного человеческого существа. Что это за инстинкты - вопрос спорный. Ученые расходятся во мнениях, причем их точки зрения разнятся достаточно сильно: от попыток объяснить большую часть якобы социально навязанного поведения только причинами биологического характера (биологическими детерминантами) до веры в почти безграничные возможности социального преобразования человеческого поведения. И все же большинство ученых, скорее, поддерживает притязания общества на его право устанавливать и навязывать стандарты приемлемого поведения, равно как и сам аргумент,

поддерживающий эти притязания: социальное обучение необходимо, поскольку естественные предрасположенности людей делают их совместное существование либо невозможным, либо чреватым насилием и опасностями. Большинство ученых согласны с тем, что воздействие некоторых естественных влечений особенно сильно, и потому определенная группа людей должна тем или иным способом сдерживать их. Чаще всего в качестве таких влечений, которые весьма рискованно оставлять без контроля, называют сексуальные иагрессивные влечения. Ученые отмечают, что если бы им дали полную свободу, то в результате они привели бы к конфликтам такой силы, которую не смогла бы сдержать ни одна группа, и социальная жизнь вряд ли была бы возможна.

Все выжившие группы должны были сформировать, как нам говорят, эффективные способы приручения, сдерживания и подавления, которые позволяют контролировать проявления этих влечений. Зигмунд Фрейд - основатель психоанализа - предположил, что весь процесс саморазвития и социальной организации групп людей можно объяснить, исходя из необходимости и потребности практических усилий для контроля за проявлениями социально опасных влечений, особенно сексуальных и агрессивных инстинктов. Фрейд полагал, что инстинкты неуничтожимы, их нельзя разрушить, а можно только “подавить”, вытеснить в подсознание. В этом чистилище их удерживает “суперэго”1 , усвоенное, интернализованное индивидом знание требований и принуждающих воздействий со стороны группы. Фрейд метафорически назвал “суперэго” “гарнизоном, оставленным в завоеванном городе” победоносной армией общества, чтобы держать в постоянном подчинении подавленные инстинкты - подсознательное. Само “эго”, таким образом, оказывается между двумя силами: инстинктами, вытесненными в подсознание, но все еще могущественными и мятежными, с одной стороны, и “суперэго” (родственное мидовскому “Me”), вынуждающего “эго” (родственное мидовскому “I”) держать влечения в подсознании и предотвращать их побег из заточения. Норберт Элиас, германско-британский социолог, который проанализировал гипотезы Фрейда в обширном историческом исследовании, предположил, что личностный, индивидуальный опыт, имеющийся у каждого из нас, происходит именно из этого двойного давления. Уже упомянутое двойственное отношение к нашей собственной личности проистекает из двойственности (амбивалентности) того положения, в которое нас загоняют два побуждения, действующие в противоположных направлениях. Живя в группе,я должен контролироватьсебя. Личность есть нечто, которое необходимо контролировать, и я - один из тех, кто должен это делать...

Несомненно, все общества контролируют естественные наклонности своих членов и делают все, чтобы сохранить определенный уровень допустимых взаимодействий. Однако менее определенны наши знания относительно другого вопроса, а именно: только ли нездоровые, антисоциальные стороны естественных задатков подавляются в этом процессе (хотя именно это и заявляют власти, выступающие от имени всего общества). Насколько нам известно, нет достаточно определенных свидетельств того, что человек по природе своей агрессивен и потому его надо укрощать и приручать. То, что пытаются представить как вспышку естественной агрессивности, зачастую оказывается лишь стремлением выплеснуть бессердечие и ненависть - качества, имеющие скорее социальное, нежели генетическое, происхождение. Другими словами, если верно утверждение, что группы обучают своих членов определенным навыкам поведения и контролируют его, то из него отнюдь не следует, что они тем самым делают их поведение более человечным и нравственным. Это означает только, что в результате такого “натаскивания”, надзора и корректировок поведение члена группы лучше

1 От латинского ego - я.(Прим. перев.)

приспосабливается к образцам, которые в данной социальной группе признаются правильными и поощряются.

Процесс формирования “Me” и “I”, подавления инстинктов и выработки “суперэго” часто называют социализацией. Я социализирован (т.е. преобразован в существо, способное жить в обществе), поскольку могу, благодаря интернализации социального принуждения, жить и действовать в группе; поскольку я приобрел навыки поведения, разрешенного обществом, и, соответственно, навык быть “свободным”, нести ответственность за свои действия. А те значимые другие, которые сыграли такую важную роль в приобретении этих навыков, могут рассматриваться как агенты социализации. Но кто они? Как мы видели, реальной силой, непосредственно участвующей в развитии личности, являются представления ребенка о намерениях и ожиданиях других людей (причем не обязательно тех намерениях и ожиданиях, которые на деле разделяют эти другие); ребенок сам осуществляет отбор значимых других из множества людей, попадающих в его поле зрения. По существу свобода выбора у ребенка неполная; одни “другие” могут проникнуть в мир ребенка и повлиять на его выбор быстрее, чем иные “другие”. Тем не менее, вырастая в мире, населенном группами, которые движутся к разным целям и у которых разные стили жизни, ребенок едва ли избежит выбора; если требования “других” противоречивы и не могут быть удовлетворены в одно и то же время, то некоторым из них должно быть уделено больше внимания, чем другим, и соответственно они должны быть более значимыми.

Необходимость дифференцированно определять значение (соответствие) требований не связана с положением ребенка. И вы, и я ежедневно испытываем эту необходимость. Изо дня в день я должен выбирать между требованиями семьи, друзей, начальников, каждый из которых одновременно чего-то хочет от меня. Я вынужден рисковать утратить расположение любимых и уважаемых мною друзей, чтобы умиротворить кого-то еще, которого я люблю не меньше. Когда бы я ни высказывал свои политические взгляды, я могу быть уверен, что некоторым людям из тех, кого я знаю и уважаю, эти взгляды не понравятся, и они затаят на меня обиду за такие высказывания. Я мало что могу сделать для предотвращения подобных неприятных последствий собственного выбора. Приписывание соответствия с неизбежностью означает и приписывание несоответствия; выбор одних людей как значимых означает, с необходимостью, признание кого-то другого незначимым или, по крайней мере, менее значимым. Зачастую это предполагает риск вызвать чье-то возмущение, и он возрастет в зависимости от степени гетерогенности (неоднородности) среды, в которой я живу, - от степени ее конфликтности разорванности на группы с противоположными идеалами и образом жизни.

Отобрать значимых других из этого окружения - значит сделать выбор из многих групп одной, которая становится референтной группой; по ней я сверяю свое поведение, ее я принимаю за образец для всей своей жизни или для определенного ее периода. Исходя из того, что я знаю о группе, выбранной мною в качестве референтной, я буду оценивать свое поведение и делать выводы о его качестве и соответствии. Обладая этим знанием, я буду испытывать приятное ощущение, если сделанное мною будет правильным, или почувствую неприятное предостережение о том, что мои действия должны быть иными. Я буду стараться во всем следовать своей референтной группе: в манерах говорить, одеваться, подбирать выражения и т.п. Я постараюсь научиться у референтной группы, когда, при каких обстоятельствах быть дерзким и непочтительным, а когда послушно следовать общим предписаниям, нормам. Из образа моей референтной группы, который я нарисовал себе, я буду черпать, например, советы относительно того, что заслуживает моего внимания, а что - ниже моего достоинства. Я все буду делать так, как если бы я искал одобрения у моей референтной группы; как если бы я хотел

быть принятым в число ее членов в качестве “одного из них”, получить от нее одобрение моего образа жизни; как если бы я старался избежать крутых мер, которые референтная группа может применить по отношению ко мне, чтобы выправить мое поведение или отплатить мне тем же за нарушение правил.

И все же в основном именно мой отбор и анализ, выводы и действия делают референтную группу столь мощным агентом, формирующим мое поведение. Зачастую сами группы находятся в счастливом неведении относительно моего внимания к ним и моих усилий подражать тому, что я считаю их стилем жизни, и следовать тому, что я рассматриваю как его стандарты. Некоторые группы можно с уверенностью и по праву назвать нормативными референтными группами, поскольку они и в самом деле, по крайней мере иногда, устанавливают нормы моего поведения, наблюдают за моим поведением и тем самым оказываются в состоянии “нормативно влиять” на мои действия, вознаграждая или наказывая, поддерживая или исправляя их. Особенно значимыми среди таких групп являются семья, друзья, с которыми я провожу большую часть своего времени, учителя, начальники на работе, соседи, с которыми я не могу не встречаться часто и от которых мне трудно утаиться. Однако если они вынуждены отвечать на мои действия, то это еще не значит, что они автоматически становятся моей референтной группой. Они могут ею стать, если я их выберу, т.е. когда я отвечу на их внимание тем, что придам им, их ожиданиям относительно меня какое-то значение. Но я могу и проигнорировать их воздействие (даже с риском для себя) и выбрать образцы, осуждаемые ими. Я могу, например, нарочито пренебрегать идеями моих соседей относительно того, как разбить палисадник или каких людей следует принимать дома и в какое время. Я могу, скажем, вызвать неудовольствие своих друзей слишком усердными занятиями и неприятием их небрежности в выполнении долга. Я могу оставаться невозмутимым, когда группа требует живого участия и рвения. Для осуществления своего нормативного воздействия даже нормативные референтные группы нуждаются в моем согласии на то, чтобы я считал их таковыми для себя и по той или иной причине воздерживался от сопротивления их влиянию, приспособился к их требованиям.

Мое решение быть зависимым еще более проявляется в случае со сравнительными референтными группами, членом которых я не являюсь, поскольку остаюсь, так сказать, за пределами их влияния. Я наблюдаю за этими группами, будучи не замечен ими. Присвоение соответствия (значения) в данном случае одностороннее: я считаю их действия и стандарты значимыми, хотя они едва ли придают какое-то значение моему существованию. Из-за дистанции, существующей между нами, они зачастую физически неспособны проследить за моими действиями и оценить их; поэтому они не могут ни наказать меня за отклонения, ни вознаградить меня за послушание. Сегодня все мы, благодаря средствам массовой информации, особенно телевидению, вовлекаемся в постоянно расширяющийся поток информации о самых разных стилях жизни, поэтому роль сравнительных референтных групп в формировании современной личности возрастает. Средства массовой информации сообщают нам сведения о господствующей моде и новейших стилях одежды с невероятной скоростью, и эти сведения достигают даже самых отдаленных уголков мира. Точно так же они придают авторитет тем образцам, которые могут представить визуально: это, конечно же, те стили жизни, которые заслуживают быть показанными в средствах массовой информации и увиденными миллионами людей во всем мире, которые стоит обсуждать и которым, если это возможно, стоит следовать.

Полагаю, наше обсуждение до сих пор создавало верное впечатление о том, что процесс социализации не ограничивается детским опытом. Фактически он никогда не прекращается, длится всю жизнь, постоянно приводя в сложное взаимодействие свободу и зависимость. Социологи иногда говорят о вторичной

социализации с тем, чтобы отличать трансформацию личности в более поздний период от процесса усвоения ею элементарных социальных навыков в детстве. Они сосредоточивают внимание на ситуациях, когда вдруг отчетливо обнаруживаются и тяжело переживаются недостаточность или неадекватность первичной социализации

в изменившихся условиях: когда, например, человек эмигрирует в далекую страну с непривычными обычаями и чужим языком и когда он, таким образом, должен не только приобрести новые навыки, но и забыть старые, которые теперь превращаются

в препятствие; или когда человек, выросший в сельской глубинке, переезжает в большой город и чувствует себя там потерянным и беспомощным в напряженных потоках уличного движения, вечно куда-то спешащих толпах народа, среди безразличия прохожих и соседей. Предполагается, что подобного рода радикальные изменения могут служить причиной сильного беспокойства, частых нервных срывов и даже психических заболеваний. Отмечается также, что ситуация вторичной социализации с не менее существенными последствиями может наступить скорее в результате изменения внешних социальных условий, чем индивидуальной мобильности. Внезапная экономическая депрессия, рост массовой безработицы, развязывание войны, полное обесценение накапливающихся в течение всей жизни сбережений в результате резкого роста инфляции, потеря безопасности вследствие лишения права на прибыль или, наоборот, резкий рост благосостояния и перспектив продвижения, раскрытие новых, доселе немыслимых возможностей - все это примеры именно таких случаев. Они “обесценивают” то, что было усвоено в процессе предшествующей социализации, и требуют радикальной перестройки индивидуального поведения, для которого необходимы новые навыки и новые знания.

Приведенные примеры помогают нам в наиболее острой и резкой форме представить проблемы, обусловленные вторичной социализацией. С менее очевидными проблемами каждый из нас сталкивается практически ежедневно; вероятнее всего, мы испытаем нечто подобное, когда нам придется срочно поменять школу; если мы, поступив в университет, вынуждены будем оставить его; если перейдем на новую работу, вступим в брак, приобретем собственный дом, переедем на новое место жительства, станем родителями, превратимся в пенсионеров и т.д. Вероятно, точнее представлять социализацию как непрерывный процесс, а не делить ее на две отдельные стадии. Диалектика свободы и зависимости начинается для человека с рождения и заканчивается только с его смертью.

Соотношение между обеими частями, или сторонами, этого непрерывного диалектического взаимодействия подвижно. В раннем детстве у ребенка очень мало свободы (если она вообще есть) в выборе группы, от которой он зависит. Каждый рождается в определенной семье, в определенном месте, в конкретном соседском окружении, представителем определенного класса или страны. Предполагается, что каждый, независимо от его желания, является представителем определенного народа и одного из двух социально приемлемых полов. С возрастом (т.е. с увеличением накопленных навыков и ресурсов действия) выбор расширяется; некоторые зависимости могут быть поставлены под сомнение и отвергнуты, другие - приняты добровольно. И все же свобода никогда не бывает полной. Вспомним такой факт: все мы зависим от наших прошлых действий, из-за них мы каждый раз оказываемся в положении, когда некоторый выбор, несмотря на всю его привлекательность, оказывается для нас невозможным, а издержки в случае изменений непомерны и неприемлемы. От слишком многого приходится “отучаться”, от слишком многих привычек приходится отказываться. И если какими-то навыками и ресурсами, которые можно было приобрести только на ранней стадии, мы тогда пренебрегли, то теперь уже очень поздно восстанавливать упущенные возможности. Достигнув

Свобода - это характеристика внутреннего состояния человека. О свободе человека можно говорить тогда, когда он уверен в себе, не зависим от чужого мнения. В свою очередь, уверенность у человека присутствует в том случае, когда он уважает себя (а следовательно, и других), знает и принимает рамки своей и чужой ответственности.

Свободный человек - этот тот, чьё внутреннее состояние характеризуется свободой.

Представленное объяснение может показать сухим и взаимосвязь одного с другим может быть не очевидна, поэтому попробую объяснить подробнее.

Когда человек уверен в себе, ему нет никакого дела до того, что о нём подумают другие, он не строит своё поведение так, чтобы оно обязательно соответствовало желаниям других. Следовательно, нет такой ситуации, когда бы индивид испытывал такое мерьзенькое, неприятное долженствующее влияние других на собственные решения - их он принимает сам, по собственной воле, в ситуации свободного выбора. Значит, он свободен. Конечно, он считается с мнениями других, но эти мнения лишь берутся во внимание, учитываются при просчёте последствий, но не являются призывом к действиям, их причиной.

Если же, например, человек попал в заточение, обладая внутренней свободой, он принимает ситуацию такой, какая она есть, и живёт с тем, что есть здесь и сейчас, он остаётся собой, выживая в новых условиях.

Для того чтобы выжить в мире в разных условиях, нужны уважение и ответственность. Уважение, оно не только к другому проявляется, оно также проявляется к себе. Более того, уважение к другим исходит из уважения к самому себе. Если человек не уважает себя, он не может уважать других. Верно и обратное: если человек не уважает других, он не уважает и себя самого. Но что такое уважение? Многие путают его с одобрением и восхищением. Однако это всё разные понятия, и уважение - это не что иное, как признание за человеком права быть таким, какой он есть. Признаёшь за собой это право - другие автоматически наделяются им. Не признаёшь за другими права быть такими, какие они есть, - это показатель того, что в себе не принимаешь качества (пусть и потенциальные), которые не принял в других. Умение принимать - очень важное умение, многие им не владеют. (Кстати, при попадании в заточение важно как можно быстрее "уважить" ситуацию, перестать её отрицать, а быть в ней (ну куда уже из неё денешься?) и выстраивать свои взаимоотношения с окружившим новым миром, исходя из новых же условий пребывания в нём.) А уважение к себе даёт успокоение: я знаю, на что я имею право, на что не имею, и не всё в жизни зависит только от меня - некоторые обстоятельства оказываются сильнее, но даже в них я способен оставаться собой.

И если уважение - это принятие, то ответственность - это и стимул к действию, и его ограничитель. В ситуации заточения, чтобы жить с максимальным комфортом, человек должен пересмотреть свои привычки, перестроить своё поведение - это его ответственность на начальном этапе (там, где стимул). Ограничивать же она может, например, степень "сотрудничества" с заточителями. А в нормальных условиях она ограничивает действия, которые являются зоной ответственности других людей (естественной или по договорённости). И если не брать чужую ответственность на себя, у чужого рано или поздно появится стимул делать действия, за которые он ответственен, самостоятельно. Не ответственен я за оценки и чувства других людей, которых раздражает, что я ношу ярко жёлтые ботинки и ярко красные джинсы, а ещё рубашку с цветочным принтом. Я их ношу для себя и в своё удовольствие. Имею право. Разве это не свобода? И если один раз я повстречался кому-то на пути, получил оценку в виде фразочки "Мда…", и при этом больше наши пути не пересекаются, то каждый остаётся при своём мнении. А если мы с человеком пересекаемся часто, если я продолжаю не обращать внимания на его фразочки типа "Мда…", а иногда и уговоры вроде "Ну оденься ты по-нормальному, чё как этот-то?", то со временем человеку, чтобы избавиться от чувства раздражения, придётся принять ситуацию такой, какая она есть, признать за мной право носить то, что я хочу носить, перестать меня учить жизни. Ответственность поделена, я по-прежнему свободен, только теперь не приходится слышать, как мне нужно жить.

На протяжении тысячелетий с тех пор, как появились запреты, власть и мораль, существует понятие свободы. Некоторые люди определяют ее как отсутствие вышеперечисленных факторов. Другие как власть человека над своими поступками при условии, что они не вредят другим людям. Третьи считают, что свобода - понятие субъективное и зависит от стремлений каждой отдельной личности.

Так что такое свобода? Попробуем разобраться.

Свобода в философии определяется как состояние субъекта, при котором он может самостоятельно определять свой свои цели, мнения и средства. То есть, фактически, это понятие собирает воедино все суждения, приведенные выше. Свобода каждого человека зависит от степени принятия ее им в качестве жизненной ценности. Именно поэтому мы видим столь много различных подходов к ее пониманию и самореализации. И поэтому все люди по-разному понимают, что такое свобода.

Принято различать две свободы: положительную и отрицательную. Вторая предполагает независимость личности от каких-либо внешних или внутренних проявлений, мешающих ее реализации. Получение ее возможно путем их устранения. Положительная свобода достигается путем духовного развития человека и достижения им внутренней гармонии. Некоторые философы считают, что невозможно добиться этой свободы, не пройдя при этом через стремление к отрицательной. Такое разделение ничуть не противоречит цельности понятия. Напротив, оно помогает расширить наши представления о том, что такое свобода.

Свобода личности напрямую связана со свободой творчества, так как вторая является естественным следствием и выражением первой. Поэтому многие писатели и художники, не получившие в свое время возможности создавать свои произведения из-за запретов цензуры, настраивались против власти. Но стоит различать свободу самовыражения и не путать ее со свободой проявлений агрессии. Запрет на последнюю не является ограничением личности. Напротив, он создан для защиты ее свободы. Подобные запреты будут существовать до тех пор, пока не перейдут в человеческое сознание как естественная необходимость.

В настоящее время люди все чаще ищут свободы не от внешних факторов, а внутри себя. стал по-новому понимать, что такое свобода. И он пытается достичь ее через , самоопределение и выражение в сферах, доступных ему. Такой взгляд близок к понятию положительной свободы, но содержит в себе и отголоски отрицательной. Он образовался в связи с ослаблением общественных запретов. Поэтому теперь на первый план выходит внутренняя свобода - достижение цельности личности и возможность ее выражения.

Итак, чуть ли не каждое поколение формирует новый взгляд на то, что такое свобода. И нельзя сказать, что кто-то из них неправ. Ведь каждый человек свободен дать свой собственный ответ на этот вопрос и придать этому слову близкое ему значение. Для кого-то свобода - это возможность высказать свое мнение, для кого-то - отсутствие запрета на творчество, для кого-то - гармония с окружающим миром... Но в любом случае, она играет важную роль для каждого отдельного человека и общества в целом.

Одна из основных ценностей – это право самому распоряжаться своей жизнью. Некоторые считают, что оно дается с самого рождения. Другие думают, что его стоит давать после достижения совершеннолетия. Третьи вообще расценивают независимость как привилегию отдельной группы людей, по половому, социальному либо другому признаку. Однозначного ответа на вопрос, что такое свобода с позиций морали, этики, философии, законодательства или социальных норм не существует. Есть только обобщенное понятие и большое количество интерпретаций, в зависимости от того, с какой точки зрения мы его рассматриваем.

Что такое свобода?

Свобода человека - это его право самому быть причиной своих поступков, без влияния внешних факторов. Наиболее обобщенное определение раскрывает суть понятия, подразумевая возможность самостоятельного выбора своих жизненных ориентиров или действий. Проблематике свободы уделяется значительное внимание во всех религиях и философских учениях мира. Наличие ее считается одной из высших ценностей наравне с самой жизнью.

Кто такой свободный человек?

С позиций законодательства, свободный человек - это тот, кто имеет право на определенное поведение, закрепленное в Конституции его страны. Речь идет о регламентированной свободе. Чем более развита демократия страны, тем больше прав у ее граждан.

С точки зрения этики, свобода человека выражается в его возможностях проявить свою волю. Но, в данном случае уместно говорить о морали, когда волеизъявление одного может негативно отображаться на ком-то другом. Это означает, что люди все-равно наделены ответственностью перед обществом.Наиболее демократичны философы. Их определение свободы напоминает данное вначале этой статьи, без отсылок к законодательству или чувству совести. С другой стороны, возможность бесконтрольного поведения вызывает ряд морально-этических вопросов, делая понятие «абсолютной» свободы утопией.

Корректней всего говорить о возможностях беспрепятственно совершать те или иные действия, если они не несут угрозы жизни или здоровью других людей, не посягают на их честь и достоинство. Ведь иначе, окружающие также свободны в том, чтобы своими действиями предотвратить аморальное поведение кого-либо. Получается замкнутый круг.

Как человеку достичь свободы?

Если речь не идет о крайностях, то возможность беспрепятственного волеизъявления крайне важна для каждого. Даже, если обстоятельства отбирают свободу движения, никто не может лишить возможности мечтать и думать. В своей голове каждый свободен настолько, насколько позволяет ему его мировоззрение.

Освободить свой разум

Страшнее всего оковы, которые сдерживают разум. Свободный человек – это, прежде всего, личность, лишенная стереотипов, открытая к пониманию своего внутреннего мира. Уместно вспомнить поговорку о мечте раба – «рынок, на котором можно купить себе хозяина». Крайняя форма порабощения, когда индивидуум не может даже представить себе что-то лучшее.Если кто-то решит стать более свободным, то этот путь следует начать со своих мыслей. Самому поверить в свободу, а потом уже добиваться ее.

Понять, что мешает быть свободным

Когда личность уже встала на путь своего внутреннего освобождения, в первую очередь, ей необходимо понять, что делает ее зависимой. К этим факторам относятся:

Страхи, неуверенность, комплексы;
Чужое мнение, общественные стереотипы;
Зависимость от финансового благополучия;
Неумение принимать решения самостоятельно.

Независимость, являясь нашим правом, порой требует решительных действий. Она появляется в борьбе. Прежде всего – с самим собой.

Победить свои внутренние барьеры

Страхи, неуверенность, комплексы прочно укореняются практически во всех. Они являются продуктом былых неудач. Причем не только своих, но и собственной семьи. Порой родители, не добившись чего-то в своей жизни, начинают программировать на неудачу и детей, вырабатывая у них множество комплексов. Это становится первым барьером на пути к свободе личности.

Быть искренним перед самим собой

Уважать мнение других людей стоит, а вот бездумно следовать ему не желательно. Родители, бабушки, дедушки, друзья-товарищи, коллеги, могут порой подсказать правильные вещи. Но, жизнь у каждого своя и как ней распорядиться выбор индивидуальный. В этом заключается свобода личности. Прежде чем «включать» бунтарский дух, отстаивая свое мнение, стоит, для начала, это мнение выработать. Быть индивидуальностью, со своими взглядами, желаниями, потребностями. Если только следовать правилам большинства, то можно так и не стать собой настоящим.

Прекратить погоню за деньгами

Деньги очень важны в этом мире, но очень часто они становятся ловушкой, из которой сложно выбраться. Преследуя прибыль, люди рискуют стать ее заложником. Это не значит, что обязательно нужно отказаться от финансового благополучия и посвятить себя отшельничеству. Просто, выбирать работу, дополнительный заработок либо открывать свой бизнес желательно в той сфере, которая вызывает наибольший интерес и положительные эмоции.

Научиться самостоятельно принимать решения

Серьезной проблемой, мешающей многим людям обрести свою независимость является боязнь самостоятельности. Одной из причин является невежество, которое держит людей подобно настоящим кандалам. Очень часто, кто-то попадает в зависимость от других только лишь потому, что не знает иного пути. Узнавая больше о законах окружающего мира, понимая собственные возможности и права, люди получают мощнейшее оружие в борьбе за свою свободу. Страх, как правило, появляется в ответ на непонимание. Таким образом, расширение своего мировоззрения способно открыть свободу, тем самым делая первый шаг на пути к ней.

Кроме этого, важным этапом развития самостоятельности является практика. Если не начинать что-то делать и решать самому, то как стать независимым? Безусловно, не исключены и неудачи, но, тот, кто ничего не делает ошибается вдвойне. Ведь свобода человека – это реализация его воли. Само слово «реализация» подразумевает активность.

Над вопросом что такое свобода можно размышлять годами. Это право каждого. Но, помимо мыслей, желательно и воплощать ее в жизни. Хочешь быть свободным – будь ним! На данном пути встречается целый ряд барьеров, но большинство из них находятся в голове. Поэтому первым шагом в сторону своего освобождения можно считать позитивное мышление и активную жизненную позицию.

Что зависит от конкретного человека в изменении общества к лучшему? Формула святого Серафима: стяжи дух мирен и тысячи вокруг тебя спасутся
Сравнение языков программирования на примере сортировки массива

Во все времена существования человека, понятие «свобода» рассматривалось как сложное, достаточно противоречивое и трудно сопоставимое с реальностью, определение. В религиозном, философском, естественнонаучном плане данное понятие по степени сложности сопоставляют с краеугольными определениями, связанными со смысловыми обозначениями человеческой жизни, необходимостью выполнения человеком возложенных на него природой и обществом обязательств. Смысловая нагрузка на данное определение со временем, по мере развития человеческого общества не только изменялась относительно, в соответствии с условиями жизни человеческого общества; данное изменение до сегодняшнего времени носит характер постоянного роста, усложнения. Несмотря на то, что понятие «свобода» имеет и количественные характеристики (абсолютная свобода - максимальная в сознании человека свобода; «относительная свобода» - определенная часть, заложенного в сознании человека понятия «свобода») - хорошо известно, что данные характеристики при определении рассматриваемого понятия не всегда могут играть принципиальную роль.

В мире физической природы, а также вне сферы материального, понятие «свобода» носит всегда строго определенный, относительный характер, что предполагает значимость качественных характеристик этого понятия.

Если рассматривать определение «свобода» у человека, как природного существа, то, очевидно, что эта составляющая общего понятия «свобода» со временем мало изменилась. Данное понимание свободы предполагает осмысленную человеком реальную возможность удовлетворения его физических и биологических потребностей. К ним можно отнести: выполнение репродуктивной функции, удовлетворение потребности в питании и т.д.

Другая составляющая определения «свобода» может рассматриваться у человека как социального объекта данного общества и данной территории. Здесь также понятие «свобода» связанно с необходимостью удовлетворения человеком его потребностей на социальном уровне, с осмыслением человеком своих возможностей относительно удовлетворения той или иной части рассматриваемых потребностей. Обе составляющие понятия «свобода» имеют относительную связь между собой. Трудно представить полное удовлетворение у «современного человека» базовых потребностей без необходимого уровня удовлетворения социальных. Такие понятия, как «свобода слова», «свобода мысли», «свобода общества» имеют реальное наполнение, когда рассматривается социальная составляющая понятия «свобода». Очевидно, что между данными составляющими имеется прямая и обратная связь, относительная взаимозависимость.

Третья составляющая понятия «свобода» является не только самой сложной, но и самой главной, как по отношению к двум первым составляющим, так и ко всему понятию. Истинная свобода - это духовная свобода. Можно быть свободным на базовом или социальном уровне, но не быть свободным в полном понимании этого слова. С другой стороны, человек не свободный на базовом и социальном уровне, но свободный духовно, имеет полное право называть себя свободным человеком. Конечно, «духовная свобода» имеет относительный характер. Она не может быть единственной и не связанной с первыми двумя составляющими данного понятия. Данная связь может быть раскрыта как связь природного, социального и духовного начала у человека. Здесь духовное начало, первое среди условно равных начал. Вот почему, воспитание духовного начала у человека дает последнему реальную возможность чувствовать себя «свободным».

Проблема сущности человека находится в центре философского учения о человеке. Человек представляет из себя многомерное существо, отмечают: Б. Галимов, В. Кемеров, А. В. Лукьянов, Г. Маркузе, П. Сорокин, А. Печчеи и др. Значительный вклад в осмысление проблемы единения человечества на пути цивилизации и значения «свободы», развития отмечали: Платон, Аристотель, Т. Гоббс, Д. Локк, И. Кант, И. Фихте, Ж. Ж. Руссо, Г. Гегель, Ф. Ницше, К. Маркс, Ф. Энгельс, Э. Фромм и другие. Жизнедеятельность человека протекает в различных сферах его общественного и индивидуального бытия: политической, экономической, духовной, нравственной, эстетической, интимной и т. д. Фундаментальное качество человеческой личности как свободы.

В жизнедеятельности «свобода» как категория обнаруживает различные грани, проявляется как свобода слова, свобода творчества, свобода личности, свобода выбора, свобода вероисповедания и т. д. Иными словами, многогранность и вариативность общественных отношений обусловливают многообразие проявлений свободы, различные ее виды.

Для личности обладание свободой является главным условием ее функционирования и развития. Именно благодаря свободе личности человек приобретает способность не просто приспосабливаться к окружающей действительности, но и преобразовывать ее в соответствии со своими целями. Однако, абсолютной свободы личности нет и не может быть ни в каком обществе. Условия природного и социального бытия личности связаны с определенными рамками поведения и морали. «Мораль и ограничивает свободу воли, и определяет, формирует положительную свободу как способность самоутверждения истины, добра, красоты и вопреки обстоятельствам. Этим положительная свобода отличается от свободы произвола как вседозволенности». Личность может обрести лишь относительную свободу, когда она познает условия своего бытия, и овладеть ими. Попытки осознания природы человека и смысла его жизни естественным образом приводят к понятию совершенного человека, воплощающего в себе «добродетеля». Совершенно очевидно, что каждая религия, каждое общество, каждая философская система имеют свой взгляд на эту проблему.

В.Ю. Катасонов в своей работе «История как промысел божий», говорит о соотношении социального и духовного рабства в истории. Социальное рабство может иметь множество форм. Например, долговое, налоговое, коррупционное, тюремное, прямое. И все эти формы социального рабства представляет собой отношение между людьми, в рамках которых одни люди присваивают труд (продукты труда) других людей. В конечном итоге все формы социального рабства основываются на использовании двух основных средств: а) силы; б) обман.

Основная «вставка» делается на обман, как основное средство укрепления власти рабовладельцев. Задействуются все способы и формы оболванивания народа с целью предотвращения возможных возмущений со стороны рабов. Здесь, я думаю, стоит добавить, что рабство как таковое, в современном виде, не изменилось, оно лишь предстаёт в других формах и выражениях. Человек, который не верит в зависимость иерархии среди населения, просто обманывает себя, все мы прекрасно понимаем, что основной целью государства, властей и чиновников является «нажива» на простом населении. Единственное что отличает современное рабство от рабства прошлых веков – это появление новых способов влияния, воздействия на человека. Появляется такой термин как «информационная война», которая ведётся не только между государствами, но и против своего народа. В поисках новых средств манипуляции сознанием и поведением человека доходят до создания «примитивных развлечений», как пишет В.Ю. Катасонов, которые отвлекают человека от серьёзных размышлений и резко понижают порок сопротивления. При сильном понижении эффективность манипулирования резко повышается, а если оно ещё дополняется агрессивном навязыванием специальных средств одурманивания (к ним относятся: спиртные напитки, табак, наркотики), люди становятся идеальным объектом для эксплуатации современных рабовладельцев. При наиболее действенном воздействии, у человека засыпает совесть. Все мы понимаем, что если этот внутренний компас человека ломается, то человек всё чаще начинает делать выбор в сторону зла. Но даже со сломанным внутренним компасом человек остаётся существом духовным, а значит, его можно заключить и в духовное рабство.

Потребительское рабство сегодня является одной из форм рабства духовного. Современный капитализм это прежде всего капитализм потребления. По В.Ю. Катасонову «потребление» это прежде всего получение удовольствия. В свое время американский промышленник Генри Форд заметил, что промышленный капитализм отличается от финансового тем, что первый удовлетворяет потребности, а второй их создает. Не трудно заметить, что в обществе все большее место занимают «ложные» потребности, связанные с повышением уровня комфорта, виртуальные потребности. В конечном итоге, все мы становимся рабами, как реклам, которые навязывают нам новые и новые желания, так и виртуального мира. Ведь, все чаще, люди что-то покупают через интернет, им проще оставить заявку и переслать деньги через виртуальный банк, чем пройтись по магазинам и лично оформить покупку. И стоит заметить, появление новых болезней, связанных с покупками, например, «шопоголизм», что является непосредственным доказательством потребительского рабства. Человеку хочется все больше и больше, а средств для выполнения желаний все меньше и меньше. Самое интересное, что В.Ю. Катасонов об этом говорит, что самую главную нашу зависимость – денежное рабство, - навязываем мы себе сами. Мы становимся рабами своих потребностей, причем совершенно добровольно. Но именно здесь возникают странные противоречия, чем больше мы становимся заложниками денежного рабства, тем больше укрепляется вера в деньги и капитал. Вот и рассуждай здесь о свободе личности, если на деле получается, что ее как таковой нет…

Мне бы хотелось еще затронуть тему социального строя и духовно-нравственного портрета общества, ведь в конечном итоге, человек существо социальное и жить без общества он не может, поэтому потрет всего общества, как нельзя лучше, показывает портрет и самой личности, ее свободы или зависимости от окружающего мира. Сомин Николай Владимирович в своей работе «Основания христианской социологии» тоже затрагивает эту тему. По его мнению, общества могут быть классифицированы по множеству свойств. До сих пор мы проводили бинарную классификацию по достаточно формальным признакам (большие/малые, высокие/ низкие и пр.). Однако давно замечено, что все множество обществ кластеризуется, т.е. разбивается на естественные группы, причем разбиение происходит не по какому-то одному свойству, но по глубинной схожести устроения их социальной жизни. То комплексное глубинное свойство, которое объединяет общества в одну группу, мы будем называть социальным строем(общественной формацией). Социальный строй является важнейшей интегральной характеристикой общества.

Заметим, что уровень социального строя может не совпадать с уровнем общества. Духовно-нравственный уровень общества – в первом приближении усредненное значение уровня его членов; уровень же социального строя характеризует структуру общества, степень его духовной организации. Поэтому уровень строя может быть высоким, но люди до него недотягивают. Или наоборот – социальный строй занижен по сравнению с уровнем основной массы населения. Заметим, что последний случай – нынешняя ситуация в России. Наш народ в духовно-нравственном отношении, несмотря на все его недостатки, все же выше того омерзительного строя – либерального капитализма, который был навязан нам извне. Лучший вариант, как представляется, такой: уровень строя должен быть выше среднего уровня населения, но ненамного: он должен тянуть людей вверх, но не ломать их, не ждать, что люди могут в нравственной сфере прыгнуть выше головы.

Если социальный строй является достаточно известным понятием, то духовно-нравственный портрет общества (ДНПО) – понятие новое, возникшее вследствие специфически христианского взгляда на общество. Дело в том, что социальные связи чрезвычайно многообразны. И все они имеют духовно-нравственную окраску – положительную или отрицательную. Или другими словами, связи имеют характер любви, эгоизма или относительно нейтральны в нравственном смысле. Например, социальная помощь, охрана жизни и здоровья граждан могут рассматриваться как виды любви общества к своим членам, а развращающее влияние на души людей (скажем, через порочное, низкопробное искусство, транслируемое СМИ) – как отрицательное влияние общества. Порочных сторон общества, губительно влияющих на своих членов, огромное количество (то же самое можно сказать и о положительных влияниях). Духовно-нравственный портрет общества составляет множество социальных добродетелей и социальных пороков. Если быть более точным, то следует говорить о множестве с учетом веса (т.е. силы и распространенности) каждого греха или добродетели.

Подчеркнем разницу между социальным строем и духовно нравственным портретом общества. В понятие социальный строй входят наиболее важные социальные отношения, определяющие характер функционирования общества. В ДПНО включены нравственные характеристики общества, определяющие его греховность. Эти вещи необходимо различать, хотя они находятся в тесном взаимодействии. Причем и социальный строй, как мы уже указывали, имеет духовно-нравственную оценку и подлежит суду Божию.

В связи с этим возникает вопрос: что первично – социальный строй или ДПНО? Первично ДПНО. Падшее, человечество выстраивает общество в соответствии со своими грехами. Однако налицо и обратное влияние. Общество воспитывает своих членов в своем духе – все аккумулированные в обществе грехи уродуют души вновь вступающих в жизнь людей. И именно из-за этого далеко небезразлично, каково будет общественное устроение.

Подводя итог проблеме положения общества на духовно-нравственной оси, укажем, что могут быть рассматриваемы три таких положения:

как среднее арифметическое духовно-нравственной оценки членов общества;
как оценка социального строя общества;
как оценка ДПНО.

В общем случае все три оценки могут не совпадать друг с другом. Представляется, что лучшую оценку дает положение ДПНО. Именно ее мы будем иметь в виду, говоря о духовно-нравственной оценке общества. Однако необходимо заметить, что разница между этими оценками не носит принципиального характера.

Сомин Н.В. разделяет понятия социального строя и духовно нравственного портера, но нельзя сказать, что эти понятия не зависят друг от друга. Примером может служить одна из причин устойчивости капиталистического общества, заключается она в том, что общество ориентирует человека на внешний мир, поэтому для утверждения более «высокого» общества, необходимо более «высокое развитие всех членов общества.

В заключении можно сказать, то в чистом виде свободы личности не существует и существовать не может. Почему? Потому что со всех сторон на человека давит общество. Да человек и не может жить без него, именно поэтому давление со временем наносит все больший и больший урон, особенно духовной составляющей личности. Проанализировав литературу, можно сказать, что многие все чаще задумываются, а к чему же приведет такая манипуляция человеческой личностью? Сможет ли человек здраво рассуждать через несколько лет? Останется ли хоть что-то, что не будет подчинено рабовладельцем? Закончить я хочу небольшой цитатой, которая как нельзя лучше делает вывод из проделанной мной работы.

«Сегодня наше общество испытывает колоссальную потребность в людях свободных, инициативных, творческих. Но появятся ли они? Нельзя с сожалением не констатировать, что не только новая, но и традиционная элита эпохи, которую впору определить как эпоху масс, сама тяготеет к безликости, вынуждена подделываться под нее. Личности нестандартные, выдающиеся становятся все большим исключением. Складывается устойчивое впечатление, что почти все они – в прошлом.

Не может быть по-настоящему сильным общество, члены которого безлики. Важно, казалось бы, во всех отношениях дорожить личностью. Но сегодня мало кто способен на личностный поступок. На первый план выходит желание освободиться от ответственности, своеобразная потребность в идолах. Отсюда если и не тяготение к тирании, то согласие примириться с ней, фанатизм» .

Список литературы

С.В. Вальцев. Закат человечества
Вальяно М.В. «Основы философии: Учебник». – М.: Издательство «Дело и Сервис», 1999,
Гречкосей Р. Н. Понятие свободы в философии Э. Фромма и Ф.Ницше как проявление человеческой сущности // Молодой ученый. - 2013. - №10. - С. 634-640.
Иванова М. В. Экзистенциальная антропология Эриха Фромма. Вестн. Санкт-Петербург. гос. ун-та. Сер.: Философия. - СПб.1992. - С. 15–24
В. Ю. Катасонов, В. Н. Тростников, Г. М. Шиманов.
История как Промысл Божий / Отв. ред. О. А. Платонов. - М.: Институт русской цивилизации, 2014. - 640
Свобода воли //Новейший философский словарь: 3-е изд., исправл. - Мн.: Книжный Дом. 2003. - 1280 с. - (Мир энциклопедий).
Сомин Н.В. Основания христианской социологии. Глава 6. Социальный строй и духовно-нравственный портрет общества.
Философия: Учебник для высших учебных заведений/под ред. В.П.Кохановского. Ростов н/Д. «Феникс», 1996.